Андрей Синявский в исследовании русского фольклора называет небылицы и небывальщины рассказами «о том, чего никогда не было и заведомо не могло быть. Это откровенно алогичные ситуации и словосочетания, рассчитанные на комический эффект». В качестве примера он приводит следующий фрагмент из «Северных сказок» Н. Е. Ончукова:

Бывал да живал, на босу ногу топор надевал, топорищем подпоясывался, кушаком дрова рубил… Жена была раскрасавица… за окошко заглянёт, так три дня собаки лают…

Он также отмечает, что для достижения комического эффекта в небылицах «просто меняют местами значения поставленных рядом слов» (например, вместо «баба доит корову» говорится: «под дубом корова бабу доит», вместо «озеро всколебалось, утка улетела» говорится: «утка всколебалась, озеро улетело»).

По мнению Синявского, небывальщины, как и докучные сказки, представляют собою пародию на подлинную волшебную сказку. Различие между ними состоит в том, что пародируются разные стороны сказки: докучная сказка доводит до бессмыслицы принцип связанности и протяжённости сказки («от сказки остается лишь пустая форма: цепочка слов, свернутая кольцом, растянутая в дурную бесконечность»). В небывальщине же «доведено до абсурда само содержание сказки с её тяготением к чудесному и сверхъестественному»:

Небывальщина — это сказка, потерявшая честь и стыд и поверившая, после долгих уговоров, что все в ней дурь и вранье. Как подгулявшая баба, сказка начинает молоть вздор, нести околесицу — по старой (чтобы было смешнее), освящённой веками канве. Все мотивировки утрачены, священные запреты и обязательства забыты. (...) От прошлого осталась лишь фикция — принцип соединения слов в слаженную цепь тарабарщины. Как если бы сказка напрашивалась на какой-то скандал или шла на откровенный шантаж